В
самом конце семидесятых «махнули»
мы с другом на комсомольскую
стройку, в Казахстан. В то время
страна была охвачена гигантоманией
и потому, как правило в самом
неожиданном месте, на удивление
всему миру возникал очередной
промышленный монстр. Возводились
эти гиганты приезжающей из самых
разных уголков нашей страны
молодёжью комсомольского возраста,
то есть комсомольцами. Стройки так
и назывались «комсомольские». Но
большую и самую трудоёмкую работу
осуществляли в таких местах
заключённые – зеки. Об этом
умалчивалось, но это
подразумевалось, и когда кто-то
говорил, что – де на комсомольской
стройке отдубасил пару-тройку лет,
то понималось двояко.
Так
и мы с другом, в общем -то
представляли куда ехали. Самый
большой в мире подшипниковый завод
строился в степях Казахстана. ГПЗ-16.
Предполагалось, среди всего
прочего, производство подшипников
для другого гиганта в Сибири где-то
под Красноярском. В отделе кадров
управления строительством
посмотрели наши документы и
направили шоферами в колонну
большегрузных автомашин, а через
несколько дней мы уже рулевали, то в
карьере, то на стройках. Стройки –
огороженные колючкой и вышками,
объекты строительства. В дневное
время туда пригоняли заключенных. У
нас, вольных, процедура въезда и
выезда сопровождалось тщательным
досмотром – «шмоном»автомашины на
КПП (контрольно пропускной пункт).
Для пресечения каких либо
взаимоотношений вольных с зеками,
территория контролировалась
дежурными офицерами – «чекистами».
Тем не менее, взаимоотношения были,
и как следствие провозилось на зону
курево, алкоголь, продукты.
Попробуй обыщи груженный КРАЗ за
пять-десять минут! Заезхал,
выгрузил породу, или еще что там
было нагружено, и езжай под
погрузку в угол зоны. Там небольшой
КРАН, чекисты тут же переминаются с
ноги на ногу на студеном казахском
ветру, два азиата – стропаля,
похожие друг на друга как две
головёшки, погрузят что-нибудь, и на
КПП, где опять «шмон». Общение с
зеками сведено до минимума но без
него не обойтись. Подворачиваешь
под погрузку к КРАНу, и
крановщик-зек вот он в кабинке
крана, в двух-трёх метрах,
командует: «Ближе! …Дальше!...
Стой!..». Похожий на волка из
мультфильма «Ну, погоди», лихо,
работая рычагами, руководит и
твоими действиями, а пока стропаля
с оглядкой на чекистов, надо же ещё
успеть стрельнуть закурить,
цепляют и отцепляют груз,
поприветствуешся с ним кивком
головы: «ну, как брателло житуха?»
он улыбнется на все несколько
оставшихся зубов: «Да ничего,
нормалек!». Достанет из-за пазухи
зековский сухарь (это когда буханку
нарезают по всей длине и ширине),
такой получается сухарина!
Откусывает кусочек своими
несколькими зубами, как бы говоря –
Во, видал, а ну-ка ты, вольный?! А
сухаря то у тебя и нет! То-то же! Жить
можно и здесь, смотри кабинка
тёплая, под телогреечкой только
маечка, а ветерок –то степной,
пронизывает, вон как стропаля
торопятся- сопли то мерзнут, а мне
лафа,- говорит его довольная
физиономия. Ну, бывай, покедова,
включаю передачу и дымнув на
прощанье мотором выруливаю на
выезд. Так и строили вольные и
невольные одно общее дело. День за
днём, месяц за месяцем… вот и опять
в той зоне подворачиваю под
погрузку, а крановщик наклонился,
вроде как что-то под ногами потерял,
стропаля командуют - стоп! Смотрю на
него, не он что ли? Нет, он! Привет!
Киваю головой, как она, житуха? Он
снял свою зековскую чёрную шапку и
прикусил её вместо сухаря, а взгляд,
как будто ему кто нож в спину
всадил. Не понял… покрутил я
головой, и он на запотелом стекле
нарисовал крестик и под ним как бы
холмик. Я понял, кто-то умер. Кивнул
вопросительно- кто? Он стёр шапкой
крестик и снизу корявым пальцем
корявые буквы –«амам». Спрыгнули
стропаля с кузова - отъезжай! Дал
газу и на выход.
Какой-то
амам, может амба?
Соображаю,
нет, вроде амам. Что-то не
рассмотрел, второпях, наверное. И
уже потом дошло, и как током
ударило, он изнутри писал, для меня
значит на оборот, а у него мама! Вот
оно что, у зеков тоже, оказывается,
бывают мамы, и тоже, бывает, умирают.
С
того времени на кране работал
другой зечара. Спросил у стропалей
про предыдущего кранового, когда
они деловито шуровали тросами в
кузове,
-а-а-
Бульбаши? -С ударением на слог «ба»,
уточнили.
-
Дай закурить!,-спросили по обычаю и,
потянув из пачки одну себе, другую
для друга и третью…
-Да
возьмите всю пачку,- Обрадованные
неожиданным обретением закалякали
между собой, и оглянувшись на
чекистов:
-где
Бульбаши? В шизо-о-о!,- нараспев,
понизив голос, видать худо дело у
него. Шизо- штрафной изолятор.
А
после изолятора, потом, спрашиваю:
-Где?-
опять покалякали и пояснили, -пахан
сказал ему, Бульбаши, ты будешь
крайний! Приговорил его. Пропал
бедолага…
Так
и остались в памяти эти корявые
буквы на запотелом стекле –АМАМ.
Жила наверное где-то
старушка-мать, молилась Богу за
блудного сына своего, и потому всё у
него «было путём». Спасала и
хранила его материнская молитовка
от всяких бед и напастей, где бы он
ни был. Матери, они всегда матери, до
самой своей смертушки, всё
стараются хоть чем-то помочь своим
деткам. Амам. Кончилась видно
помощь, а без неё погибель.